- Из любого правила есть исключение.
- Вероятно я какое-то бракованное исключение.
- Саш. Ты понравилась мне, в тот момент, когда перекрыла мне дорогу. Знаешь, я подумал тогда: ну почему если красивая, то обязательно такая бестолочь! Кто тебя за руль то пустил? - снова улыбается он. - Даже собирался изменить свое решение и на следующий день, чуть было не дал отбой Зубаревой. Подумал, зачем мне здесь очередная Барби… Только разогнал половину.
- Вот спасибо, - с досадой отвечаю я, а он подносит мои ладони к своим губам согревает их дыханием. Я снова начинаю гореть. На улицы минус. Я в пальто накинутом поверх пижамы и в домашних тапочках, стою и совершенно не чувствую холода.
- Саш! Если хочешь я устрою тебя в турфирму. Филиал турфирмы моего хорошего друга есть в нашем городе. Я думаю, работать там тебе будет гораздо интереснее. И график более гибкий, пятьдесят процентов рабочего времени можно организовать удаленно. Теперь я знаю твою ситуацию. Думаю, тебя должно заинтересовать такое предложение…
- Да! Спасибо Матвею! Как оказалось, в разведку с ним ходить нельзя!
- Ну скажем, я разузнал о тебе по своим каналам… Матвей лишь внес больше ясности в ту информацию, которой я владел.
- Что вы захотите взамен? Не смотрите на меня так! Я уже стреляный воробей!
- Для начала мне будет достаточно того, что бы ты начала обращаться ко мне на ты.
- И все?
- Поживем увидим, - пожав плечами произносит он. - На завод больше не приезжай. Я сам привезу тебе документы. На звонки Лисицкого не отвечай. Вообще было бы хорошо, если бы ты посидела некоторое время дома.
- Это еще зачем?
- Саш. Сделай пожалуйста так, как я тебя прошу. Очень скоро ему будет не до тебя, а пока посиди дома, - он наклоняется ко мне, чувствую, что собирается поцеловать. Смотрю на него во все глаза, и он почему-то передумывает, вместо этого целует мое запястье и развернувшись направляется к калитке.
- Доброй ночи, Саша! - произносит он покидая мой двор. А я так и стаю как примороженная, потому что не могу сдвинуться с места.
***
- Это, что еще такое? - смотрю в телефон, оставленный на кухонном столе. Перезваниваю Астахову и слышу:
- Ты уже соскучилась по мне?
- Что это за деньги? Почему у меня не получается вернуть их обратно?
- Моральная компенсация.
- Не вы должны мне возвращать эти деньги! К тому же здесь гораздо больше!
- Расслабься! Мне так проще. Все что сверх сорока - это премия. Ты отлично поработала в четверг.
- Но!
- Спокойной ночи, Александра! - произносит он и отключается.
Я подтягиваюсь и усаживаюсь прямо на стол, прокручиваю последние пару часов в голове и не понимаю своего поведения. Все это мне жутко не нравится и нравится одновременно. Мне кажется я никогда не испытывала ничего подобного. Ни один поцелуй Андрея не дарил мне даже малой доли эмоций, которые я пережила только лишь от одного его прикосновения. Может я просто истосковалась по человеческому теплу и поддержке? Может мне просто хочется забыться? Я не знаю, что со мной происходит, но отлично понимаю, что я опять во что-то влипла…
Второй час ночи. Интересно, спит ли Катя? Собираюсь написать подруге что бы обсудить всю эту ситуацию, но меня отвлекает грохот который раздается на верху. Игнат остался у нас с ночевкой, поэтому мальчишки сегодня спать не собираются. Спрыгиваю со стола, чтобы проверить что они там натворили и задеваю кружку, стоящую на столе. Она летит на пол и вдребезги разбивается об гранитную плитку. Присаживаюсь на присядки чтобы собрать осколки. Пол усеян бело красными черепками. Надо же… Мне казалось, что разбить ее невозможно. Она почти десять лет прослужила мне верой и правдой, я получила ее в подарок лет в тринадцать от Женьки Горохова. Он увивался за мной целый год, но не дождавшись взаимности в итоге махнул на меня рукой и переключился на Полинку. В те годы она была моей лучшей подружкой. Вот тут то у нас и пошел разлад. Я записала ее в предательницы, поскольку она с энтузиазмом стала принимать его ухаживания. В чем парадокс, Женька никогда мне не нравился и только после того, как он решил оставить меня в покое, я вдруг умудрилась что-то в нем рассмотреть. Помню, как однажды, пришла домой после школы и в обиде швырнула ее на пол. Но она не разбилась и даже не треснула, я внимательно ее осмотрела, она продолжала быть такой же целехонькой. Белая керамика не отбилась, и красные сердечки так и продолжали улыбаться своими дурацкими мордочками, я просто открыла первый попавшийся шкафчик и убрала ее с глаз долой. Со временем обида на лучшую подружку прошла. У нее к слову, с Женькой так ничего и не сложилось, погуляли с месяц, и он переключился на следующую понравившеюся ему девчонку. Постепенно это чашка вернулась в обиход, и я сто лет не вспоминала этой истории. А сейчас она разбилась и мне стало ее жаль. А может я в принципе стала слишком плаксивой и сентиментальной...
17.
Машину вернули на следующий день, ее ремонт был оплачен. Трудовую книжку привез курьер, а на зарплатную карточку упал расчет. На мой взгляд он оказался гораздо больше чем должен был быть.
Через неделю после моего увольнения мы забрали дедушку домой. Разместили его в гостевой спальне на первом этаже и теперь я отчетливо поняла, что нам нужна специальная кровать, ну или хотя бы антипролежневый матрас. Большой физической силой я никогда не обладала. О том, чтобы я самостоятельно помыла взрослого мужчину пусть и исхудавшего за последнее время даже речи идти не могло. Я с трудом переворачивала его на бок и без помощи Матвея почти не обходилась. Дедушка вообще перестал походить на себя. Его речь нарушилась, да он почти и не пытался ничего говорить, взгляд стал пустым и безжизненным его обмякшее тело неподвижно покоилось на кровати, глаза все время слезились и смотрели в потолок.
За всеми этими заботами я старалась не вспоминать о том вечере. Астахов больше ни разу не напомнил о себе: не позвонил, ни написал, ни появился на моем пороге. Я так и не поняла, к чему было то его появление. Мне было немного досадно, в душе я ждала его звонка или прихода. Но от работы в турфирме, которую мне предложили, позвонив однажды утром, отказалась. Я не хотела быть никому ничем обязанной. Он и так неплохо оплатил мое увольнение, не думаю, что все уволившиеся с завода, при уходе получали такие жирные расчеты.
Дальше я решила двигаться самостоятельно, набрала побольше заказов у проверенных клиентов и выставила свою вакансию в качестве онлайн репетитора по английскому и итальянскому языкам. Разумеется, я поинтересовалась в нужных местах, не повлияет ли мой безработный статус на возможность опекать Матвея, на что получила совет оформить самозанятость. Так и потекла наша жизнь. Матвей подтягивал хвосты по учебе при помощи нашей замечательной Василисы, я работала дома и параллельно ухаживала за дедушкой.
Так прошло три недели, приближался мамин день рождения, и я решила навестить родителей самостоятельно. Матвей обычно сопровождал меня на кладбище, но на этот день у него была запланирована игра и я пообещала ему что свожу его к родителям на следующий день. По-хорошему, нужно было пойти на матч к Матвею, но я понадеялась на то что поддержки Василисы и Игната ему будет достаточно. Брат не возражал, и я выдохнув направилась в цветочный магазин, а за тем в гости к маме и папе.
Землю припорошило снегом, морозный воздух щекотал ноздри. Я шла по дорожкам межу могил и памятников мысленно считая стук своего растревоженного сердца. Вдалеке показалась маленькая темная фигурка, движущаяся мне на встречу. По мере приближения этой фигуры я разглядела девушку, которая поравнявшись со мной быстро окинула меня взглядом и ускорила шаг. Сердце забилось быстрее. Я уже отпустила мысли о мифической любовнице отца. Старалась не думать об этом. Мне проще было принять эту информацию за ложь, пусть червячок сомнения время от времени и продолжал точить мое сердце. Мой шаг перешёл на бег и спустя несколько минут я рассматривала вытоптанный снег около могилы отца, его портрет был очищен от снега, а среди венков я нашла картонный конверт. Отпечаток пухленькой маленькой ладошки был вложен в небольшой плотный конвертик и просунут между искусственными цветами. Сердце рухнуло в пятки я взглянула на мамин портрет так и оставшийся припорошенным снегом и разрыдалась. Разрыдалась от того что я никогда больше не приду сюда к своей семье. Теперь я буду приходить сюда отдельно к маме и отдельно к папе. Мысль о совместном памятнике стала абсурдной. Неужели она не догадывалась? А может и хорошо, что она так и осталась в неведении?